Вы здесь
Все тот же ветер…
Токайский вальс
Пятипалый листок
на невидимых миру качелях
закачался у глаз перед тем, как упасть на ладонь
желтой бабочкой осени, ломким хрустящим печеньем —
дар янтарных небес, отшлифованный ветром огонь.
Вот и выдан диплом.
С окончанием школы балета!
Золотая печать и пяток неразборчивых строк.
Легкий крап...
как на желтой рубашке валета.
Невесом — до сих пор пахнет летом осенний листок.
Мой залетный дружок, залетевший ко мне из России,
Расскажи мне о той, для которой и пишется вальс.
Я тебя опустил бы в почтовый,
в тот самый, в тот синий —
только адрес не раз и не два,
и не три поменялся у нас...
Ты еще молодой. Ты не знаешь, как все это было.
Темный вечер и дождь... Боже, как это было давно!
Я ее так любил! И она меня так не любила,
что и вспомнить смешно,
и не вспомнить, конечно, грешно.
***
Пять сосен зеленых...
Пять стрел оперенных,
вонзившихся в голую грудь косогора.
Холодное небо, свинцовая слякоть...
Вы скажете — лучше не помнить,
не плакать.
Но если над вами шумят изумленно
пять сосен зеленых...
пять сосен зеленых?..
***
Открыты сезоны в театрах,
и дворники жгут костры,
тают у ветра в лапах
блестки сухой листвы.
Копируя краски лета,
виднеясь то там, то тут,
последних берез букеты
в сосновой траве цветут.
Мокнущие проспекты,
мерзнущие мосты...
Осень... Ее рецепты,
как ни верти, просты.
Пригоршнями жемчужин
с неба летит вода.
Ночь. И по черным лужам —
белые крылья льда.
Сыну
Еще я помню те смешные
шестидесятые года.
Из Кривощёкова тогда
ходил трамвай на Расточные.
И был соцгород, край земли,
в кинотеатрике зеленом
грозили штурмом бастионам
из бухты кинокорабли.
И в «отгадайкино» — у нас
была тогда игра такая —
фильм сокращался в «КорШтуБас».
И, мяч до одури катая,
мы попадали иногда...
В шестидесятые года.
Беженец (страсти по Беловежью)
америка страна реминисценций...
А. Цветков
Калифорнийский вечер. Небо в тучах,
истаивая, никнет к берегам.
Гравюра на стене — охота в пуще:
Ферзем — король, гроссмейстером — кабан.
Здесь по утрам о будущем волнуясь
и принимая на ночь чистый бром,
я пребываю в ступоре, любуясь
прабабушкиным фирменным гербом.
И наш отъезд, он не был зря, скажи мне?
Я до сих пор витаю в полусне,
где мы с тобой, ma chиre, впервые в жизни
на Запад отправляемся в СВ.
Вокзал, друзья, таможня... все при деле;
локомотив копытами блестит.
Граница на замке? Преодолели.
Прощание славянки? Бог простит.
А за окном — шумит все тот же ветер,
что сорок лет назад в другой стране,
где все осточертело: те и эти...
Шумит и будит беженца во мне.